Цена веры
Согласно церковным учениям оборотни не имеют души и истинных чувств, они лишь притворяются людьми (и порой весьма успешно). Но рано или поздно инстинкты и звериная сущность все равно берут верх и тогда оборотень превращается в тварь, жаждущую крови. А посему оборотни не заслуживают снисхождения, лишь только смерти.
В свою очередь оборотни не испытывают особой приязни к служителям церкви Спасителя. Да и какая уж там приязнь, когда тебя без совершенного преступления приговорили к смертной казни?
И вроде бы, ни у Ария, ни у Эльдрид до недавнего времени не было повода для сомнений. Но кто знает — удастся ли оборотню и инквизитору сохранить прежние убеждения после знакомства?
— Куда это ты собралась, Лив? — обернувшись, Эльдрид ухватила за рукав невысокую фигурку в чёрном овчинном полушубке. Взметнулась тёмно-русая коса, из-под густых ресниц сверкнули ясные серо-зелёные глаза. Во взгляде молоденькой Рыси, только перешагнувшей порог, отделяющий ребёнка от подростка, отражалась смесь возмущения и негодования: она так хорошо кралась следом и вдруг попалась!
— С тобой, за травами, — и чего тут непонятного, — пояснила девочка. — Я тоже лекарь!
Эльдрид спрятала улыбку в поспешно поднесённой ко рту рукавице: за этими котятами нужен глаз да глаз. Впрочем, совсем недавно она сама была таким же любопытным котёнком, готовым сунуть нос куда только можно, и уж конечно, туда, куда нельзя. Но одно дело — понимать, и совсем другое — разрешить рисковать собой, тем более, в такое время, когда на счету каждый из соплеменников, особенно, детей. Ведь именно в детях — будущее Рысей.
— Конечно, ты лекарь, — не желая обижать девочку, согласилась Эльдрид, — но лекарь должен смотреть за ранеными. Если память меня не подводит, сегодня ты выполняешь именно эту работу. Лив, я не буду оспаривать распоряжение главы, каждый из нас должен быть на своём месте. Не огорчайся, — Эльдрид погладила девочку по волосам, на которых уже начали оседать снежинки, — я очень быстро вернусь и расскажу тебе про травы, которые принесу. Беги обратно и, когда будешь снова выходить на улицу, надень шапку.
Лив обиженно шмыгнула носом, но упоминание главы, которой пока что была бабушка Эльдрид — госпожа Сольвейг — возымело действие: девочка отправилась назад по своим же следам.
Эльдрид проводила девочку внимательным взглядом — не то, чтобы она не доверяла Лив, но лучше один раз проявить бдительность, чем потом раскаиваться, — и, убедившись, что больше никто за ней не следит, свернула за угол последнего дома, отсчитала три шага прямо и пять влево, стянула рукавицу, приложила ладонь к стылой тёмно-серой поверхности и отбила затейливую дробь. Кусок стены бесшумно отошёл в сторону, открывая небольшой проём, а когда девушка шагнула внутрь, глыба снова встала на место — так точно, что самый зоркий глаз не нашёл бы следов. Внутри хода было сухо и чисто — укреплённые на стенах через определённые промежутки прозрачные кристаллы — кажется, горного хрусталя, — испускали несильный, но достаточный для того, чтобы видеть, куда идёшь свет.
Говорят, о постройке стены, окружавшей убежище, договаривался с гномами пра-пра-прадед деда — Видар Серебряный, когда в Эресунне только-только выбрали место для первого дома.
Прежде чем выйти наружу, Эльдрид осторожно потянула тонкую пластинку и прильнула к слуховой щели — кажется, всё спокойно, только один раз зашуршал снег под лапами проложившей строчку следов за левым кустом лисы — будь поблизости люди, рыжая хитрюга вела бы себя совсем иначе. Девушка провела рукой, нащупала едва заметный выступ, нажала и вышла наружу между корней могучей ели, росшей на пологом холме. Эльдрид прикрыла глаза, улавливая запахи ветра: еловая хвоя, влажные листья, холодная, до ломоты в зубах ключевая вода, смешивающаяся с хрустким запахом колючей снежной крошки.
Как люди живут, не чувствуя и не понимая этого… может, потому они и убивают оборотней?
Эльдрид зябко повела плечами, запахивая изрядно поношенный, но толстый и тёплый плащ из смешанной серо-белой шерсти, сколотый у горла простенькой фибулой в виде лука, поправила кожаную сумку на длинном ремне и, переходя от дерева к дереву, направилась на единственную в округе поляну, где вошли в пору сбора целебные корни.
До поляны оставалось совсем немного, когда сменивший направление ветер принёс прямо в лицо девушке смесь рысьих, человеческих и лошадиных запахов, боли, крови и смерти.
«Другого места найти не могли! Кикимору им в тёщи!» — рассердилась про себя Эльдрид. И свернула на тропу, ведущую в обход обрыва — так дольше, но зато надёжнее, оттуда её не заметят.
Мимо высовывавшейся из куста пары сапог Эльдрид прошла равнодушно — она не могильщик, а лес будет доволен: он всегда голоден и примет жертву с благодарностью. Но что-то неосознанное заставило её вернуться и раздвинуть хрусткие ветви.
— Ничего себе, — негромко присвистнула девушка, присев на корточки рядом с человеком. — Как у вас говорят: «В рубашке родился!» Наверно, это знак. А вот дёргаться не надо. Если ты себе что-то сломал, свалившись с такой высоты, будет хуже. Лежи смирно, пока я волокушу сделаю. Или тебе умереть хочется? В этом тоже могу помочь.
Выбирай.
